ХОДАСЕВИЧ ВЛАДИСЛАВ ФЕЛИЦИАНОВИЧ

(16.5.1886, Москва 14.6.1939, Париж) поэт, прозаик, критик. Из дворян. Шестой ребенок в католической семье Фелициана Ивановича Х. и Софьи Яковлевны (урожд. Брафман). Читал с 3-х лет, писал стихи с 6-ти. В 18961904 учился в 3-й московской классической гимназии. В 1903 переехал к старшему брату, адвокату М.Ходасевичу, который долгое время поддерживал его материально. В 1904 поступил на юридический факультет Московского университета, осенью 1905 перешел на историко-филологический факультет, учился с перерывами до весны 1910, но курса не окончил; стал страстным карточным игроком. По одним описаниям, «был большим франтом»; Дон-Аминадо вспоминал Х. «в длиннополом студенческом мундире, с черной подстриженной на затылке копной густых, тонких, как будто смазанных лампадным маслом волос, с желтым, без единой кровинки, лицом, с холодным нарочито равнодушным взглядом умных темных глаз, прямой, неправдоподобно худой...». В 1905 в альманахе московского книгоиздательства «Гриф» было опубликовано три стихотворения Х., в начале 1908 вышел первый его сборник «Молодость: Стихи 1907 года», посвященный М.Рындиной, с которой он обвенчался 17,4.1905 (в дек. 1907 ушла к С.Маковскому). Книга отразила спектр ранних влияний, особенно А.Белого и В.Брюсова; В,Гофман нашел в ней «засиженные места русского модернизма», В.Брюсов остроту переживаний, однако выраженную на среднем уровне, С середины 1900-х Х. в гуще литературной московской жизни: посещал В.Брюсова и телешовские «среды», Литературно-художественный кружок, вечеринки у Зайцевых, печатался в журналах «Весы», «Золотое руно», «Перевал» (секретарь редакции), «Зори», газетах «Руль», «Русские ведомости», «Голос Москвы» и др.; имел отношение к многочисленным скандалам московской богемы. За Х. закрепилась репутация, впоследствии мало изменившаяся: «Со всеми дружа, делал всем неприятности, ...но всем импонировал Ходасевич: умом, вкусом, критической остротой, ...пониманием Пушкина...» (А.Белый). В.Вейдле Друг Х. в эмиграции, видел корень сложности его характера в ином: «Трудность эта проистекала из того, что он был ревностно правдив и честен, да еще наделен... трезвым, не склонным ни к каким иллюзиям умом, а с другой стороны из того, что литературу принимал он нисколько не менее всерьез, чем жизнь... В 1910-11 Х. страдал болезнью легких; пережил любовную драму с Е.Муратовой, С конца 1911 у Х. установились близкие отношения с младшей сестрой Г.Чулкова А.ЧулковойГренцион: в 1917 они обвенчались. В журнале П.Муратова «София» (1914, № 2) Х. напечатал рецензию на первый том «Полного собрания сочинений и переводов» В.Брюсова, где говорил о «пушкинском» характере его ранней поэзии и обновлении им поэтического словаря за счет «тривиального и грубого». В собственном творчестве Х. уже около 1908 наметилась тенденция к обретению оригинального почерка (неоклассицизм). Взятое из пушкинского стихотворения «Домовому» название сборника «Счастливый домик. Вторая книга стихов» (М., 1914) и его содержание совмещали ощущение семейного комфорта с тайной печалью. Трагический мир поэзии Х. складывался под влиянием острого, с детства, чувствования смерти, хрупкого здоровья, приступов одиночества, связанных как с любовными драмами, так и с гибелью матери под колесами пролетки (отец скончался месяцем позже, 1911) и самоубийством ближайшего друга Муни (С.Киссина) (март 1916). В понимании Х., этот трагизм проявление «орфеева пути», отражение конфликта между «поэзией» и «судьбой». Мотив непрочности физического мира «кукольного дома», данный в концентрированном виде в стихотворении «Душа», оттенялся декоративными образами рыбок, мышей, сверчков. По определению Н.Гумилева, «европеец по любви к деталям красоты», Х. «все-таки очень славянин по какой-то особенной равнодушной усталости и меланхолическому скептицизму». В годы 1 -и мировой войны Х. сотрудничал в «Русских ведомостях», «Утре России», в 1917 в «Новой жизни». Из-за туберкулеза позвоночника лето 1916и 1917 провел в Коктебеле у М.Волошина. После Февральской революции ждал «свободного дыхания» для писателей и приобщения народных масс к высшим ценностям искусства, предпочитал «диктатуру рабочего» буржуазной «диктатуре бельэтажа», но к концу 1917 пришел к выводу, что «при большевиках литературная деятельность невозможна», и решил «писать разве лишь для себя». В 1918 совместно с Л.Яффе издал книгу «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии»; работал секретарем третейского суда, вел занятия в литературной студии московского Пролеткульта. В 1918-19 служил в репертуарной секции театрального отдела Наркомпроса, в 1918-20 заведовал московским отделением издательства «Всемирная литература». Принимал участие в организации книжной лавки на паях (1918-19). Из-за голода и холода заболел в марте 1920 острой формой фурункулеза и в ноябре перебрался в Петроград, где получил с помощью М.Горького паек и две комнаты в писательском общежитии. Опыт 1917-20, включая такие события как начало войны и октябрьские бои в Москве, отразил в сборнике «Путем зерна. Третья книга стихов» (М., 1920: Пг., 1922). Стихи «Эпизод», «Обезьяна», «Полдень», «Дом», «Анюте» и др. выдвинули Х. в число первых русских поэтов. Они символически раскрывали мучительность рождения нового, смешение жизни и смерти (евангельский образ в названии сборника и в одноименном стихотворении), утверждали самоценность внутреннего мира поэта («...малое, что здесь, во мне, и взрывчатей и драгоценней, чем все величье потрясений в моей пылающей стране»). 14.2.1921 на пушкинском вечере в Доме литераторов выступил с речью, вызвавшей значительный резонанс. Будучи свидетелем «сумерек культуры нашей» вследствие вызванного войной и революцией «небывалого ожесточения и огрубления», Х. предсказывал второе (после Писарева) «затмение пушкинского солнца» и тосковал о том, что та близость к Пушкину, «в которой выросли мы», уже никогда не повторится. Середина лета 1921начало марта 1922 период интенсивной поэтической деятельности Х. В конце 1921 он познакомился с Н.Берберовой, увлечение ею стало, по-видимому, одной из главных причин его отъезда из России. В мае 1922 Х. оформил в Москве загранкомандировку по линии Наркомпроса для «поправления здоровья» себе и Берберовой. 22 июня втайне от знакомых выехал с ней в Ригу и оттуда в Берлин. Печатался в журнале «Новая русская книга», в газете «Дни», стал одним из инициаторов создания Дома искусств, редактор журнала «Беседа» (1923-25). Жил с Берберовой в семье М.Горького (Сааров, нояб. 1922 авг. 1923: Мариенбад, дек, 1923 март 1924; Сорренто, окт. 1924 апр. 1925), посетил Прагу, Италию, Париж, Лондон, Ирландию, главным образом, в поисках заработка. Из-за близости к Горькому с Х. общались немногие эмигранты, он нередко воспринимался как «советский гость» на Западе. Окончательно рассорился с А.Белым, когда 8.9.1923 на прощальном обеде в ответ на реплику Белого, будто он едет домой, чтобы дать себя распять за всю русскую литературу заметил, что не может дать ему такое поручение. Горького, которому Х. посвятил несколько очерков (СЗ. 1937, № 58; 1940, № 70; Возрождение, 1937, 18 марта: 1938, 6 мая), он высоко ценил как личность (но не как писателя), признавал его авторитет, зависел от него материально, видел в нем гаранта гипотетического возвращения на родину, но знал и слабые свойства характера Горького, из которых самым уязвимым считал «крайне запутанное отношение к правде и лжи, которое обозначилось очень рано и оказало решительное воздействие как на его творчество, так и на всю его жизнь». Покидая Сорренто, Х. знал, что его имя вошло в список писателей и профессоров, подлежавших в 1922 высылке из России: «Счастливый домик» был включен в список запрещенных в РСФСР книг. Если в 1923 Х. еще печатал в советских изданиях «совершенно лояльные и благополучные стихи», то в 1924-25 он опубликовал в берлинских «Днях» статьи о деятельности ГПУ за границей, фельетон о редакторе рапповского журнала «На посту», приспособленце С. Родове, на что тот ответил в «Октябре» (1925, № 2) обвинением Х. в «белогвардейщине», отправив копии своей публикации в ЦК РКП (б), правление ВАПП и др. инстанции, после чего, по словам Р.Гуля, «сам Лев Давыдович Робеспьер отозвался о Ходасевиче крайне презрительно». В марте 1925 советское посольство в Риме отказало Х. в продлении паспорта, предложив вернуться в Москву. Отказавшись и уехав в Париж, он фактически стал эмигрантом. Важным поэтическим событием явилось берлинское расширенное и переработанное издание «Тяжелая лира: Четвертая книга стихов» (1923; впервые: М.: Пг* 1922), Книга выдержана в строго классических формах стиха, но если «Путем зерна» итог вдохновения, то «Тяжелая лира» следствие рационализации обретенного метода и трагических сомнений в нем; Х. склоняется к версии символизма, данной Анненским, а не Блоком. Это наименее пушкинская книга Х. («звуки правдивее смысла»), из «коры» повседневности поэт стремится вырваться к своим «бреду», «боли», «пению дикому», Шумному Парижу Х. предпочитал пригороды, от постоянной нужды у него возобновился фурункулез, к которому добавились зубная боль и жестокая экзема. Журналистика была для Х. вынужденным занятием; по словам В.Яновского, он «задыхался от нудной работы». До 1926 печатался в «Днях» (редактор лит. отдела) и в «Последних новостях», откуда ушел по настоянию П.Милюкова. Разочарование в Горьком, неприязнь к евразийству и «возвращенчеству» обусловили его поправение: с февраля 1927 до конца жизни возглавлял литературный отдел газеты «Возрождение». Был одним из ведущих критиков русского зарубежья. Постоянно полемизировал с Г.Ивановым и Г.Адамовичем, в частности, о задачах литературы эмиграции, о назначении поэзии и ее кризисе. Совместно с Берберовой писал обзоры советской литературы (за подписью «Гулливер»). Первым высоко оценил произведения В.Набокова (Х. один из прототипов Кончеева в его романе «Дар»), критически относился к романам М.Алданова. Неоклассицизм Х. определил неприятие им как нигилизма футуристов, так и «писаревщины наоборот» формалистской критики. Жил обособленно, в суждениях и вкусах оставался независимым, его уважали как поэта и наставника поэтической молодежи (Ю.Терапиано, В.Смоленский, О.Мандельштам), но не любили.Х. ограничился сообщением на первом собрании общества «Зеленая лампа», созданного в 1928 З.Гиппиус и Д.Мережковским, и вскоре перестал бывать там. Как вспоминал Терапиано, Мережковский и Гиппиус обвиняли Х. «в неспособности понимать метафизику. Действительно ...Ходасевич не выносил разговоров о «последних вопросах». 4.4.1930 «Возрождение» и «Современные записки» отметили 25летие творческой деятельности Х. Итогом его поэтических трудов стала книга «Собрание стихов» (1927; после ее опубл. он напечатал только 8 стих.). Новым в книге был написанный в 1922-27 цикл «Европейская ночь» («Слепой», «Берлинское», «An Mariechen», «Соррентинские фотографии», «Баллада», «Джон Боттом», «Звезды» и др.), в котором различимы новые влияния М.Цветаевой, сюрреалистической образности, переклички с О,Мандельштамом. Романтическая тема конфликта между творчеством и жизнью заканчивается здесь поражением поэзии. Путем использования постсимволистской эстетики достигается диссонанс подобие экспрессионистского «крика» и «ужаса», возникающего в точке скрещения примет послевоенной Европы с присущими ей ритмами чуждой Х. массовой культуры и «ночных знаний души»; лирический герой везде видит себя «отраженным» и «искаженным», В.Вейдле в отзыве на сборник писал, что Х. «защитился от символизма Пушкиным»; Г.Иванов отозвался о сборнике в ироническом ключе: Г.Адамович утверждал, что лирический герой Х. разделил судьбу всех романтиков, которые противопоставили мир искусства «миру вашему». Берберова позднее высказалась сходным образом: «Пленник своей молодости, а иногда и ее раб (декораций Брюсова, выкриков Белого, туманов Блока), он проглядел многое или не разглядел многого, обуянный страшной усталостью и пессимизмом, и чувством трагического смысла вселенной... С 1928 работал над мемуарами: они вошли в книгу «Некрополь. Воспоминания» (Брюссель, 1939) о Н.Петровской, Брюсове, Белом, Муни, Гумилеве, Сологубе, Есенине, Горьком и др. В книге «Державин» (публ. с 1929; отд. изд. Париж, 1931; М., 1988) Х. изобразил поэта со всеми его человеческими слабостями, отказавшись от идеи «героической биографии»; эта книга прежде всего о «языке» екатерининской эпохи, сделавшем возможным явление предтечи Пушкина. Рефлексия о Пушкине сопровождала Х. всю жизнь («Поэтическое хозяйство Пушкина». Пг. 1924: «О Пушкине». Берлин, 1937 и др.), но намерение написать биографию Пушкина Х. оставил из-за ухудшения здоровья («Теперь и на этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь у меня нет ничего», писал он 19.7.1932 Берберовой, ушедшей в апреле от Х. к Н.Макееву). В 1933 он женился на О.Марголиной, погибшей впоследствии в Освенциме. Похоронен в предместье Парижа на кладбище Булонь-Бьянкур.